За облаками — солнце [1982] - Наталья Федоровна Кравцова

Дома у нее хранились вырезки из газет со снимками самолетов, с сообщениями о дальних полетах летчиков Громова, Моисеева. Дядя Миша, единственный человек, которому Лелька сказала о своей мечте, принес ей несколько старых журналов «Самолет», и теперь она знала всю историю авиации. Знала и то, что в 1911 году, когда ее и на свете еще не было, в Гатчинской авиашколе, под Петербургом, научились летать три русские женщины. Первой получила диплом пилота Лидия Зверева, дочь русского генерала. Она стала инструктором в Рижской авиашколе, но спустя несколько лет умерла от тифа. Почти одновременно с ней окончила Гатчинскую авиашколу артистка Любовь Галанчикова. Через год она уехала с авиаконструктором Фоккером в Германию, там продолжала летать на его самолете и даже установила рекорд высоты. Третьей была княгиня Шаховская, которая при обучении потерпела аварию и скоро оставила полеты… Это были первые русские летчицы. А совсем недавно Лелька вырезала из газеты «Красная Звезда» за 1925 год заметку о Зинаиде Кокориной, первой женщине-военлете, с портретом летчицы. Кокорина в буденовке со звездой, приятное лицо, смотрит серьезно… Всю статью Лелька выучила наизусть, и особенно запомнились заключительные слова:

«…B день своего Международного дня работницы и крестьянки нашего Союза должны твердо уяснить себе, что Кокорина только первая, но не последняя. Кокорина доказала, что женщина может быть летчиком»…

Вспомнив все это, Лелька в который раз уже подумала, что если Зинаида Кокорина смогла окончить военное летное училище, стать инструктором, учить других, то разве не сможет то же самое она, Лелька? Но как написать об этом? Нет, никому, даже Наде, не скажет она.

В классе стояла тишина, все усердно писали. Слышно было, как вдруг защумели деревья и капли дождя застучали в окно.

Заметив, что Лелька все еще не решается начать, Надя толкнула ее локтем.

— Почему не пишешь? Я написала — врачом. А ты?

Лельке пришла в голову забавная мысль, и она рассмеялась:

— А я — Тарзаном!

— Но это же так, для смеха. А если правду?

— Все равно — Тарзаном! — заупрямилась Лелька.

Зачем всем нужно знать, кем она хочет быть? И вообще, разве так уж важно — кем? Куда важнее другое — каким вырастет человек, какие черты характера воспитает в себе. Так не раз говорила ей мама, и правильно говорила. Но ведь нужно что-то написать, иначе учительница поставит двойку… А чем плох Тарзан? Вполне подходит в данном случае: сильный, смелый, добрый… Просмотрев ответы, учительница высмеяла Лельку. — Ольга, неужели ты не нашла лучшего примера для подражания? Тарзан! Легкомысленно и пошло! Я от тебя не ожидала.

Из чувства противоречия Лелька стала возражать:

— А что в нем плохого? Из Тарзана может получиться кто угодно! Он и врачом будет хорошим, и машинистом… И даже учителем!

Ребята хихикнули. Учительница побледнела, лицо ее сделалось каменным. Не глядя на Лельку, она с достоинством переложила на столе кипу тетрадей с одного места на другое, резко встала.

— Посмотрим, что за Тарзан из тебя выйдет. Пока что ты регулярно опаздываешь на занятия.

С этого дня Лельку прозвали Тарзаном.

Из класса в класс Лелька переходила с хорошими отметками, хотя особенного рвения к учебе у нее не было. Больше других предметов любила физику, математику и литературу. Вместе с Надей, записавшись во все библиотеки города, перечитала русских и западных классиков и множество приключенческих книг.

В школе было много кружков, которые вели учителя-энтузиасты. С удовольствием Лелька посещала драматический кружок, где ей поручили роль Гекльбери Финна в спектакле «Том Сойер». Щеголяя в дырявых штанах и помятой кепке набекрень, Лелька ловко сплевывала сквозь зубы и отвечала Наде, которая заходила к ней, чтобы идти домой:

— Вряд ли, Надя… Мы с Томом ночью отправимся на кладбище.

— Слушай, Тарзан, брось шутки! Я серьезно!

— Я же сказал: мы всю ночь просидим на кладбище! И вообще, я сегодня не Тарзан, а Гек!

Пожав плечами, Надя обиженно отходила и в сторонке ждала, когда Лельке надоест новая роль и она снова превратится в Тарзана.

Все увлекало Лельку и радовало. Высокая, худая, нескладная в свои двенадцать лет, с большими золотисто-зелеными глазами и тонкими бровями, изогнутыми волной, она удивленно, радостно и доверчиво смотрела на мир, ожидая от жизни чего-то необыкновенного.

Любила Лелька петь. В школьном хоре запевала высоким чистым голосом:

Есть на Волге утес.

Диким мохом оброс

он с вершины до самого края…

На кожевенном заводе, где выступал хор, Лельку много раз вызывали на «бис». Раскрасневшись, довольная, она выходила на середину сцены и кланялась…

И уж, конечно, она была непременной участницей всех физкультурных соревнований. Ей ничего не стоило пройти двадцать километров на лыжах, она побеждала в плавании, в беге на коньках, в стрельбе из винтовки.

Когда Лельку выбрали председателем совета отряда, она энергично принялась за дело — водила своих пионеров на кожевенный завод, где ребята помогали выполнять подсобные работы, развернула массовый сбор металлолома, возглавила лыжный агитпоход в ближайшие деревни. Ее отряд собрал так много металлолома, что об этом писала областная газета.

В эти годы Лелька жила с мамой, которая по-прежнему работала учительницей в младших классах. Мария Павловна была постоянно занята: школа, комиссия по борьбе с детской беспризорностью, народный театр, где она успешно играла на сцене, — все это поглощало массу времени. Лельке приходилось самой хозяйничать дома. Самостоятельная и энергичная, она все успевала.

По соседству со школой находился рынок, где всегда шла бойкая торговля, а рядом с ним — собор, круглый в основании, обнесенный чугунной оградой. Неподалеку текла река Вятка. Здесь Лелька часто бродила, заходила в пустующий собор, из которого тянулся подземный ход прямо к реке.

Однажды по пути в школу она решила заглянуть в собор и увидела у двери двух оборванных, грязных мальчишек и девочку лет шести с тоненькими ножками в огромных мужских ботинках. Лелька подошла поближе и поинтересовалась:

— Вы откуда, ребята?

Мальчишки моментально нырнули в собор, а девочка, кутаясь в старый клетчатый платок, опустила голову, поглядывая исподлобья на Лельку. На бледном личике — большие испуганные глаза, ноги в ботинках голые. А было еще холодно, ранняя весна, кое-где лежал снег.

— Чья ты, девочка? — ласково спросила Лелька.

Девочка отвернулась, но не ушла. Лелька присела возле нее на корточки, заглянула в лицо.

— Ну, скажи мне — чья ты?

— Ничья, — тихо ответила девочка.

— А где ты живешь? Здесь, в соборе?

Не ответив, девочка попятилась и юркнула в полуоткрытую дверь. Лелька сразу догадалась, что